Бегство от свободы

Бегство от свободы

Э. Фромм Бегство от свободы

Предисловие к 1-му изданию

Книга рассматривает психику современного человека, проблемы взаимосвязи

и взаимодействия между психологическими и социологическими факторами общего

развития. Но в основном она сконцентрирована на значении свободы для

современного человека.

Основным субъектом социального процесса является индивид: его

стремление к тревоге, его страсти и раздумья и т.д. Но для понимания

динамики общего развития, мы должны понимать динамику психологических

процессов, проходящих внутри индивида, точно так же как для понимания

индивида необходимо рассматривать его вместе с обществом, в котором он

живет. Доиндивидуалистическое общество ограничивала человека, но в это же

время гарантировала безопасность и покой, и получив свободу, человека

охватила тревога, хотя он приобрел независимость и рациональность, свобода

также по словам Фромма изолировала его. Эта изолированность непереносима и

человек становится перед выбором: избавится от свободы с помощью новой

зависимости либо дорасти до полной реализации позитивной свободы,

основанной на индивидуальности и повторяемости каждого.

Фромм подчеркивает, что в этой книге скорее диагноз и анализ, чем

прогноз и решение проблемы и этими исследованиями Эрих Фромм пытается

уточнить направление необходимых действий, т.к. выяснение причин

тоталитарного бегства от свободы является предпосылкой любого действия

направленного к победе над силами тоталитаризма.

Предисловия к 25-му изданию.

Здесь также говорится, что об анализе феномена человеческого

беспокойства, вызванный распадом средневекового мира, чувствовал себя

уверенно.. После столетий борьбы человек смог создать материальные

удобства, создать демократическое общество и недавно сумел защитить его от

тоталитаризма и его угроз. Но он еще охвачен беспокойством и подвержен

соблазну отдать свою свободу диктаторам или совсем потерять ее, стать

частью машины, которой управляет тоталитаризм, не свободным человеком, а в

беспрекословную машину. Он проводит параллель, сравнивая причины вызывающие

у человека страх перед свободой с 25-летней давности и делает вывод, что

они значительно возросли и важнейшим событием было открытие атомной энергии

и возможность ее применения в качестве орудия уничтожения. Вместе с ядерной

революцией развивается революция кибернетическая и тут человека заменяет

гигантские установки, компьютеры (думающие и вычисляющие намного быстрее),

вследствие этого человек становится не нужен – увеличивается опасность

демографического взрыва..

Т.е. за минувшие 20 лет когда была написана 1-я книга, выросли

гигантские силы, угрожающие выживанию человеческого ряда, и отсюда ценность

и стремление к бегству от свободы. Но и произошли не менее важные события:

исчезли диктатура Гитлера и Сталина.

В этой главе говорится о том, что выросла важность осознания

индивидуальных и социальных реалий. Человек в большинстве случаев еще

недостаточно созрел, чтобы быть независимым, разумным, объективным.

Человеку невыносимо, что он предоставлен собственным силам, что он сам

должен придать смысл совей жизни, а не получить ее от какой-нибудь высшей

силы, к вывод – людям нужны идолы, легенды, мифы. Отсюда возникает вопрос

как же человечество может спастись от самоуничтожения в этом конфликте

между преждевременной интелектуально-технической зрелостью и эмоциональной

отсталостью?

Поэтому есть нужда в развитии научной, динамической социальной

психологии. Прогресс социальной психологии необходим, чтобы

противодействовать опасностям, вызванным прогрессом физики и медицины.

Глава 1. Свобода – психологическая проблема?

Новую историю Европы и Америки обусловили усилия, направленные на

завоевание свободы.

Когда определенный класс стремился к своему собственному освобождению,

он верил, что борется за свободу вообще и таким образом мог идеализировать

свои цели, мог привлечь на свою сторону всех угнетенных, в каждом из

которых жила мечта об освобождении.

Классы, которые по началу сражались против угнетения, объединились с

врагами свободы, едва лишь победа была завоевана и появились новые

привилегии, которые надо было отстаивать и защищать.

Во имя победы погибло много людей убежденных в том, что лучше погибнуть

за свободу, нежели жить без нее.

Стремление к свободе выразилось в принципах экономического либерализма,

политической демократии с отделения церкви от государства и индивидуализма

в личной жизни. Осуществление этих принципов, казалось приближало

человечество к реализации данного стремления. Человек сбросил иго природы и

сам стал ею управлять. Он сверг церковь и абсолютное государство.

Ликвидация внешнего принуждения казалось не только необходимым, но и

достаточным условием для достижения желанной цели – свободы человека.

Первую Мировую войну все считали последней битвой, а ее завершение –

окончательной победой свободы, но через некоторое время и возникли новые

системы, которые перечеркнули все, т.к. сущность этих новых систем

практический полностью определяющих и общественную и личную жизнь человека,

состоит в подчинении всех совершенно бесконтрольной власти и небольшой

кучки людей.

Одна из общепринятых иллюзий – быть может самая опасная из всех

состояла в убеждении, что люди вроде Гитлера якобы захватили власть над

государственным аппаратом лишь при помощи вероломства и мошенничества и

правление его основано на насилии. Но после, всем видно, что в Германии

миллионы людей отказывались от свободы с таким упорством, с каким когда-то

их отцы ее завоевывали, они не стремились к свободе, а искали способ от нее

избавится. Другие миллионы людей были безразличны к свободе и не считали,

что за нее нужно бороться. А так же всем стало ясно, что демократический

кризис не является сугубо итальянским или германским, а угрожает каждому

современному государству. Когда мы рассматриваем человеческий аспект

свободы и говорим о стремлении к подчинению или к власти, возникают

вопросы: что такое свобода в смысле человеческого переживания? Определяется

ли свобода одним лишь отсутствием внешнего принуждения или она включает в

себя некое присутствие чего-то, а если так, чего именно? Почему для одних

свобода – это заветная цель, а для других – угроза? Существует ли

стремление к подчинению? Анализ человеческих аспектов свободы и

авторитаризма вынуждает нас рассмотреть ту роль, с которой играют

психологические факторы в качестве активных сил процесса общественного

развития, а это приводит к проблеме взаимодействия психологических,

экономических и идеологических факторов. К примеру притягательность,

которая имеет фашизм для целых наций, вынуждает нас признать роль

психологических факторов. В течение последних веков человек был

рациональным существом (по общепринятым мнениям), деятельность, которых

должно было быть (по их утверждению) вызвана личными интересами и

желаниями.

На те периоды истории оглядывались, как на потухший вулкан, давно уже

неопасный. Все были уверены, что зловещие силы полностью уничтожены

достижениями современных демократий; мир казался ярким и безопасным.

Экономические кризисы считались случайностями хотя они повторялись

регулярно. И когда фашизм пришел к власти ни кто не был готов ни

теоретически, ни практически и никто не смог поверить в такую

предрасположенность к злу. И тот благодушный оптимизм XIX века потревожили

с очень разных сторон: Нация и Маркс и позже Фрейд. Но по мнению Фромма

Фрейд и его ученики имели лишь очень наивное представление о процессах,

производящих в обществе: большинство их попыток приложения психологии к

социальным проблемам вело к ошибочным построениям. Поскольку эта книга

подчеркивает роль психологических факторов в общем процессе общественного

развития и поскольку данный анализ основан на некоторых фундаментальных

открытиях Фрейда – в частности, на роли подсознательных сил в человеческом

характере и на зависимости этих сил от внешних воздействовал Фрейд

формулировал так называемые основные инстинкты человека, и тем самым он

совершал ошибку своих предшественников, что концепция человеческой натуры

является отражением тех важнейших стремлений, которые проявляются в

современном человеке. Индивид его культуры представляет и человека вообще,

а страсти и тревоги, характерные для человека в нашем обществе, коренящихся

в биологической природе человека.

Индивид является нам с полным набором биологически обусловленных

потребностей, которые должны быть удовлетворены, для эпох они вступают в

отношение с «объектами» (другими), служат для достижения цели определяется

обменом удовлетворения биологических потребностей при этом связь с другим

индивидом всегда является лишь средством достижения цели. А не целью как

таковой.

По Фромму ключевой проблемой психологии является особого рода

связанность индивида с внешним миром, а не удовлетворение или фустрация.

Есть потребности обусловленные природой: жажда, голод и т.д. На те

стремления, которые приводят к различию человеческих характеров – любовь

или ненависть, жажда власти или тяга к подчинению, влечения к чувственному

наслаждению или страх перед ними – все они являются продуктами социального

процесса; прекрасные и самые уродливые наклонности человека не вытекают из

фиксированной, биологически обусловленной человеческой природы, а возникают

в результате социального процесса формирования личности. Таким образом,

общество осуществляет функцию подавления и созидания личности. Главная

задача социальной психологии состоит в том, чтобы понять процесс

формирования человека в ходе истории. Социальная психология должна

объяснить, почему возникают новые способности и новые страсти, хорошие и

дурные люди создаются историей и история создается людьми а разрешения

этого кажущегося противоречия и составляет задачу социальной психологии.

Фрейд представлял себе историю как результат действия психических сил,

не подверженных социальному влиянию. Он подчеркивает свое несогласие с теми

теориями, которые отрицают роль человеческого фактора в динамике

общественного развития.

Общей ошибкой всех этих теорий было убеждение, что у человеческой

натуры нет своей динамики.

Лишь динамическая психология может понять человеческий фактор.

Фиксированный фактор «человеческой природы» не существует, но можно ее

рассматривать как нечто беспредельно пластичное. Фромм различает

«статистическую» и «динамическую» адаптацию.

Динамическая адоптация – это приспособляемость я к неизбежной ситуации

и во время принудительной адаптации с человеком что-то происходит – это

подавленная враждебность и она становится динамическим фактором

человеческого характера.

Любой невроз – это адаптация к таким условиям, которые является для

индивида иррациональными. Рассказывается также о чертах человеческой

натуры: они или гибкие, или менее гибкие. Те черты, которые проявляют

чрезвычайную эластичность развиваются как реакции на определенные условия

жизни. Гибкими они являются в том случае, когда индивиды развивают ту или

иную склонность в соответствии с обстановкой, в которой и приходится жить.

Ни одна из таких склонностей не является изначально присущей человеку, т.е.

человек развивает ту или иную склонность в зависимости от приобретенных

потребностей. Но кроме приобретенных потребностей у него есть и физические

потребности, объединившись эти потребности выступают как потребность

самосохранения и властная потребность самосохранения вынуждает его принять

условия, которыми является образ жизни общества где он живет (т.к.

отдельный индивид не может изменить общество, он принимает его условия), а

вне общества, одному ему не справится с потребностью связи с окружающим

миром, с потребностью избежать одиночества ==> т.к. чувство полного

одиночества ведет к психическому разрушению. Человек не может жить без

какого-то сотрудничества с другими. Есть еще одна причина, которая

становится к общности столь насущно необходимой: это субъективное

самосознание. Если его жизнь не приобретает какого-то смысла и

направленности, он чувствует себя пылинкой и ощущение собственной

ничтожности его подавляет. Человек должен иметь возможность отнести себя к

какой-то системе.

Резюмируя подход к проблемам социальной психологии: человеческая натура

– это не сумма врожденных, биологических закрепленных побуждений, но и не

безжизненный слепок с матрицы социальных условий, это продукт исторической

эволюции в синтезе с определенными врожденными механизмами и законами.

Натуре человека присущи некоторые неизменные факторы: необходимость

удовлетворять физиологические потребности и необходимость избегать

морального одиночества.

В процессе адаптации к этому образу жизни в индивиде развивается ряд

мощных стимулов, мотивирующих его чувства и действия. Возникнув, эти

стимулы требуют удовлетворения, стремление к удовлетворению этих

потребностей воздействует на процесс общего развития.

Человек должен суметь воссоединится с миром в спонтанности любви и

творческого труда или найти себе какую-то опору с помощью таких связей с

этим миром, которые уничтожают его свободу и индивидуальность.

Глава 2. Обособление индивида и двойственность свободы

Определяя значение свободы для современного человека, Фромм обсуждает

концепцию: свобода определяет человеческое существование как таковое, а

кроме того понятие свободы меняется в зависимости от степени осознания

человеком себя самого как независимого и отдельного существа.

Процесс обособления индивида от первоначальных связей – он определяет

это как процесс «индивидуализацией» – этот процесс достиг наивысшей стадий

в новое время, т.е. от эпохи возрождения и до наших дней.

Процесс индивидуализации проводит к полному обособлению индивида

«первыми узами» являясь естественным фактором нормального человеческого

развития, они предполагают отсутствие индивидуальности, но дают индивид

уверенность и жизненную ориентацию.

1 аспектом растущей индивидуальности является развитие личности.

Границы роста определяются условиями в основном социальными.

2 аспект процесса индивидуализации – растущее одиночество.

Пока человек был неотъемлемой частью мира, пока не осознавал ни

возможностей, ни последствий индивидуальных действий, ему не приходилось и

боятся его. Но превратившись в индивида, он остается один на один с этим

миром, ошеломляющим и грозным.

Возникает стремление отказаться от своей индивидуальности, подобрать

чувство одиночества и беспомощности, а для этого – слиться с окружающим

миром. Подчинение – не единственный способ избавится от одиночества и

тревоги. Другой способ – единственный продуктивный, не приводящих к

неразрешимым конфликтам – это путь спонтанных связей с людьми и природой,

т.е. таких связей, которые соединяют человека с миром, не уничтожая его

индивидуальности. Итак, растущая индивидуальность приводит либо к

подчинению, либо к спонтанной активности.

Указывается общий принцип: процесс, который развивается на основе

растущей индивидуализации и растущей свободы индивида, являющейся

диалектическим. Процесс индивидуализации – это процесс усиления и развития

его личности его собственного «я», но в ходе этого процесса утрачивается

идентичность с остальными людьми. Прогрессирующее отделение может привести

к изоляции, которая перерастает в потерянность и порождает интенсивную

тревогу и неуверенность. Процесс индивидуализации происходит

автоматический, развитие личности сдерживается рядом психологических и

социальных причин. Разрыв между этими тенденциями приводит к невыносимому

чувству изоляции и бессилия, а это в свою очередь приводит в действие

психические механизмы: механизмы избавления, бегства.

Человеческое существование и свобода с самого начала неразделимы.

«Свобода отчего-то – свобода от инстинктивной предопределенности действий».

Такая свобода представляет весьма сомнительное преимущество. Человек

рождается без врожденной способности к необходимым действиям, которые есть

у животных. Этот человек беспомощен и именно эта беспомощность явилась

почвой, на которой развился и вырос человек: биологическое несовершенство

человека обусловило появление цивилизации, «свобода от» не идентична

позитивной свободе. Акт неподчинения, кат свободы прямо связывается с

началом человеческого мышления.

Процесс развития человеческой свободы имеет тот же диалектический

характер, какой процесс индивидуального роста. С одной стороны это процесс

развития человека, овладения природой, возрастания роли разума, укрепление

человеческой солидарности. С другой стороны – усиление индивидуализации

означает и усиление изоляции, неуверенности, а следовательно, становится

все более сомнительным место человека в мире и смысл его жизни.

С точки зрения двойственного смысла свободы – упоминается как период

реформации. Реформация – это один из источников идей свободы и автономии

человека в том виде, как эта идея представлена в современных демократиях.

Говоря о реформации, забывается ее аспект: ее акцент на прочность

человеческой натуры, на ничтожность и беспомощность индивида, на

необходимость подчинения индивида внешней силе.

Глава 3. «Свобода в эпоху реформации»

«Средневековая предистория и возрождение».

Современный рационализм рассматривал средние века как мрачный период

истории. Вместе с тем средние века идеализировались. Акцентировалось

внимание на прямоту и конкретность человеческих отношений, чувство

уверенности, которое было свойственно человеку средних веков. Единственное

отличие средневекового общества от современного – отсутствие личной

свободы, каждый человек был прикован к своей роли в социальном порядке. Но

хотя человек не был свободен в современном смысле, он не был одинок и

изолирован. Занимая определенное, неизменное и бесспорное место в

социальном мире с самого момента рождения, человек был закреплен в какой-то

структурированной общности; его жизнь была с самого начала наполнена

смыслом. Что не оставляло места сомнениям, они и не возникали. Личность

отождествлялась с ее ролью в обществе; это был крестьянин, рыцарь или кто-

то еще, но не индивид занимающийся делом выбранным самим.

Было много страданий, но была и церковь, которая в какой-то степени

обеспечивала эти страдания, объясняя их как расплату за грех Адама и

собственные грехи каждого из нас. И крестьянин, и горожанин редко выходили

за пределы небольшой географической области, где протекала их жизнь. Мир

был ограничен и понятен: земля и человек были в центре этого мира, в

будущей жизни каждого ожидая или рай или ад, и вся жизнь от рождения до

смерти была ясна и понятна в причинной взаимосвязи поступков человека.

Таким образом, средневековое общество, с одной стороны было

структурировано и давало человеку ощущение уверенности, а с другой –

держало его в оковах. Однако эти оковы имели совсем не тот характер, какой

присущ авторитаризму и угнетению последующих веков. Средневековое общество

не лишало индивида свободу уже потому, что «индивида» как такового не было.

Недостаток самосознания индивида в средневековом обществе нашел

классическое выражение в описании средневековой культуры, которую дал Яков

Буркхардт. «В средневековые века обе стороны самосознания по отношению к

внешнему миру и своему внутреннему «я» как бы дремали под одним общим

покрывалом».

В позднем средневековье структура общества и личности стала меняться,

развиваться новый денежный класс. Во всех классах общества было заметно

развитие индивидуализма. В Италии человек в первые вырвался из феодального

общества и разорвал те узы, которые одновременно и придавали ему чувство

уверенности, и ограничивали его. Италия, по словам Буркхардта, принадлежит

«первородство в отношении развития личности в европейской семье», а

итальянец – это первый индивид.

Простой народ, которому не досталось ни богатства, ни новой власти

превратились в безликую массу. Все человеческие отношения были отравлены

этой смертельной борьбой за сохранение власти и богатство. Индивид был

охвачен страстным эгоцентризмом, ненасытной жаждой власти и богатства. В

результате было отравлено чувство уверенности в себе и ощущения

безопасности.

Есть основания для сомнения в том, что полновластные хозяева

капитализма эпохи возрождения были так счастливы и уверены в себе, как это

часто изображают. По-видимому, новая свобода принесла им не только

возросшее чувство силы, но и возросшую изоляцию, сомнения, скептицизм, и

как результат всего этого тревогу. Эта внутренняя уверенность, происходящая

из положения изолированного индивида во враждебном мире, по-видимому,

объясняет возникновение новой черты характера, которая, как указывает

Буркхардт, стала свойственна индивиду эпохи Возрождения, в то время как у

члена средневековой социальной структуры ее не было или по крайней мере она

была выражена гораздо слабее. Речь идет о страстном стремлении к славе.

Если смысл жизни стал сомнительным, если отношение с другими и с самим

собой не дают уверенности, то слава становится одним из средств, способных

избавить человека от сомнений.

В эпоху возрождения зародился современный индивидуализм. Но хотя идея

возрождения и оказали значительное влияние на дальнейшее развитие

европейской мысли, однако основные корни современного капитализма, его

экономической структуры и его духа мы находим не в итальянской культуре

позднего средневековья, а в экономической и общественной ситуаций.

Культура Возрождения представляла общество сравнительного капитализма:

небольшая группа богатых и обладавших властью индивидов управляла этим

обществом, составляла социальную базу философов, выражавших дух этой

культуры. Реформация была главным образом религии крестьянства из низших

слоев городского общества.

В соответствии с совершенно различной социальной основой возрождения и

реформации естественно различие духа этих движений. Рассматривая теории

Лютера и Кальвина – протестантство и кальвинизм, давая выражение новому

чувству свободы, в то же время представляли собой бегство от бремени этой

свободы.

В средневековом обществе экономическая организация городов была

сравнительно статичной. В конце средних веков ремесленники были объединены

в цехи; мастера были такие, что с трудом зарабатывали себе на жизнь, но в

общем член цеха мог быть уверен, что его работа его прокормит. Если он

делал хорошие стулья, и т.д., то этого было достаточно, чтобы обеспечить

ему жизненный уровень, полагавшийся по традиции его сословию. Отсюда видно,

что цехи были основаны на взаимном сотрудничестве и обеспечивали своим

членам относительную гарантию существования.

К концу средних веков жизнь стала насыщаться духом беспокойства.

Возникло современное понятие времени, минуты приобрели ценность. Труд все

больше превращался в наивысшую ценность. Развивалось новое отношение к

работе – настолько требовательное, что в среднем классе возникло возмущение

экономической неэффективности церковных учреждений. Средневековая

социальная система была разрушена, а в месте с нею и та стабильность и

относительная безопасность, которую она давала индивиду. Индивид стал

одинок; все теперь зависело не от гарантий традиционного статуса, а от его

собственных усилий.

Капитал приобрел решающую роль. «Он перестал быть слугой и стал

хозяином». С развитием капитала, эти средневековые принципы мало-помалу

уступили место принципу частной инициативы. Каждый должен идти вперед и

испытать свое счастье: выплыть или утонуть. И теперь другие уже не были

связаны с ним общим делом, они превратились в конкурентов, и часто человек

стоял перед выбором: уничтожить их или быть уничтоженным самому.

Но все существенные элементы современного капитализма к тому времени

уже возникли и начали оказывать психологическое воздействие на людей.

Но мы отбросили лишь одну сторону картины, а была еще другая:

капитализм освободил индивида. Он устранил регламентами корпоративной

системы, позволил человеку встать на собственные ноги и испытать свое

счастье. Человек стал хозяином своей судьбы; он рисковал, но мог и выиграть

собственные усилия могли привести его к успеху и к экономической

независимости. Деньги доказали, что они сильнее происхождения и касты, и

тем самым превратились в великого уравнителя людей.

Но и здесь свобода двойственна как и раньше. Индивид освобождается от

экономических и политических основ. Он приобретает и позитивную свободу

вместе с активной и независимой ролью, какую ему приходится играть в новой

системе, но при этом освобождается от связей, давших ему чувство

уверенности и принадлежности к какой-то общности. Он уже не может прожить

всю жизнь в тесном мирке, центром которого был он сам; мир стал

безграничным и угрожающим. Потеряв свое определенное место в этом мире,

человек потерял и ответ на вопрос о смысле его жизни и на него обрушились

сомнения: кто он, что он, зачем он живет? Ему угрожают мощные силы, стоящие

над личностью, - капитал и рынок.

Не имея богатства и власти, какие были у капиталистов эпохи

Возрождения, потеряв чувство общности с людьми и миром, человек подавлен

ощущением совей ничтожности и беспомощности. Рай утрачен; индивид стоит

один, лицом к лицу со всем миром, безграничным и угрожающим. Новая свобода

неизбежно вызывает ощущения неуверенности и бессилия, сомнения, одиночества

и тревоги. Чтобы иметь возможность действовать, человек должен как-то

избавиться от этого.

2.Эпоха реформации.

Именно на этой стадии развития и возникли лютеранство и кальвинизм. Они

были обращены именно к этим слоям населения, потому что выражали и новое

чувство свободы и независимости, и чувства бессилия, неуверенности и

тревоги, которыми были охвачены представители низших классов.

Что может психологический анализ доктрин, так это показать субъективные

мотивы, приводящие человека к осознанию каких-либо проблем и вынуждающие

его искать ответы в определенном направлении.

Проблема – это изучение психологических мотивов, присущих не создателю

учения, а той социальной группе, к которой это учение обращено.

Разумеется, эти проблемы близки друг к другу, поскольку психология

лидера и психология его последователей схожи.

Во-первых, его социальное положение может быть типичным для целой

группы, условия жизни которой формируют характеры определенного склада. Во-

вторых, случайные обстоятельства его воспитания и личного опыта могут

развивать у лидера черты характера, возникающие целой социальной группы в

результате ее общественного положения даже в том случае, если сам лидер к

этой социальной группе не принадлежит. И наконец, может произойти наложение

обоих этих факторов.

Мы знаем, что человек может пытаться устранить противоречия в своих

чувствах с помощью идеологической конструкции или прикрыть подавляемую им

мысль такой рационализацией, в которой выражается прямо противоположная

идея.

Анализ идей должен ответить на два вопроса: во-первых, каков

относительный вес определенной идеи во всей идеологической системе в целом:

во-вторых, не имеем ли мы дело с рационализацией, которая отличается от

подлинного содержания мысли. Мы утверждаем, что его отношение к богу – это

отношение подчинения, основанное на ощущении бессилия. Сам он говорит об

этом подчинении как о добровольном акте, вытекающем из любви, а не из

страха. Логически здесь можно возразить, что в таком случае это уже не

подчинение. Но психологически из всей структуры мышления Лютера вытекает,

что его любовь или вера на самом деле является подчинением; сознательно он

рассуждает о своей «покорности» богу в терминах добровольности и любви, на

самом же деле переполняющие его чувства бессилия и злобы превращают его

отношение к богу в отношение подчинения. (Точно так же мазохистская

зависимость одного человека от другого часто маскируется в сознании как

«любовь».) Поэтому то, что Лютер говорит, никоим образом не опровергает

того, что он – с точки зрения психоанализа и по нашему убеждению –

подсознательно имеет в виду. Мы полагаем, что определенные противоречия в

его системе можно понять лишь с помощью анализа психологического смысла его

концепций. Если мы хотим понять, что было нового в доктринах Реформации, то

сначала нам необходимо рассмотреть существенные теологические принципы

средневековой церкви. Несмотря на все общие элементы старой и новой

теологии, дух католической церкви существенно отличался от духа Реформации,

особенно в отношении взглядов на человеческое достоинство и свободу, на

значение поступков человека в определении его судьбы.

В течение долгого периода, предшествовавшего Реформации, католическое

богословие придерживалось следующих принципов: человеческая природа – хотя

и испорчена грехом Адама – внутренние стремится к добру; человеческая воля

свободна в этом стремлении к добру; человеческая воля свободна в этом

стремлении к добру; собственные усилия человека способствуют его спасению;

церковное причастие, основанное на искупительной смерти Христа, может

спасти даже грешника.

Некоторые из наиболее выдающихся теологов – такие, как Августин и Фома

Аквинский, - придерживаясь этих взглядов, в то же время выдвигали доктрины,

проникнутые совсем иным духом.

О свободе воли Фома говорит, что предположение, будто человек не

свободен решать, противоречит самой сущности бога и природе человека.

Человек свободен даже отвергнуть благодать, предложенную ему господом.

В течение XII,XIV и XV веков тенденция подчеркивать свободу воли

усиливалась в системах Дунса Скотта, Оккама и Биля. Это особенно важно для

понимания нового духа Реформации, так как Лютер яростнее всего нападал

именно на схоластов позднего средневековья, называя их «свиньям-

богословами».

Биль и Окам подчеркивали значение собственных заслуг человека для его

спасения; хотя они говорят и о помощи божьей, в их учениях эта помощь

утрачивает доминирующую роль, какая приписывалась ей в прежних доктринах.

Человек, каким его изображают Оккам и другие поздние схоласты, уже не похож

на несчастного грешника: это – свободное создание; сама его сущность делает

человека способным к добру, а его воля свободна от любых внешних сил.

Практика покупки индульгенций, игравшая все большую роль во время

позднего средневековья и вызывавшая особенно яростные нападки Лютера, была

связана с ростом влияния этих идей о свободной воле челове4а и о ценности

его усилий.

Действие индульгенции было основано на том, что их покупатели

исповедовались и каялись во всех грехах.

Эти идеи, столь резко противоречащие духу Реформации. В них проявляется

дух утверждения человеческого достоинства, признание законности проявления

всех качеств человека.

В общем, средневековая церковь подчеркивала достоинство человека,

свободу его воли, ценность его усилий; она подчеркивала богоподобие

человека и его право быть уверенным в любви бога. Теология Лютера выражала

чувства среднего класса, который, борясь против власти церкви и возмущаясь

новым денежным классом, ощущал угрозу растущего капитализма и был охвачен

чувством беспомощности и ничтожности.

Лютеранское учение, насколько оно отличалось от католической традиции,

имело две стороны. Лютер дал человеку независимость в вопросах религии; что

он лишил церковь ее власти и отдал эту власть индивиду; что его концепции

веры и спасения – это концепции собственных заслуг индивида, где вся

ответственность лежит на самом человеке, а не на власти, которая могла бы

дать ему то, чего он не добился сам. Эта сторона учений Лютера и Кальвина

заслуживает самой высокой оценки, поскольку они явились одним из источников

развития политической и духовной свободы в современном обществе, того

развития, особенно в англосаксонских странах, которое неразрывно связано с

идеями пуританства.

Другой аспект современной свободы – это изоляция и бессилие, которые

она принесла индивиду; и этот аспект тоже уходит корнями в протестантство,

как и аспект независимости. Поскольку эта книга посвящена главным образом

восприятию свободы как бремени и опасности, дальнейший анализ,

преднамеренно односторонний, будет подчеркивать ту сторону учений Лютера и

Кальвина, в которой лежат истоки этого негативного аспекта свободы: их

учение о том, что человек по природе своей порочен и бессилен.

Богобоязненный человек не имеет «свободно воли»: он пленник, раб и

слуга воли Господа или воли сатаны».

Страстное стремление к уверенности, какое мы находим у Лютера, отражает

не искреннюю веру, а необходимость подавить невыносимое сомнение. Лютер

искал уверенность в безоговорочной покорности богу. Психологически вера

может иметь два совершенно разных содержания. Она может быть утверждением

жизни, выражением внутренней связи с человечеством; но может быть и

продуктом реакции на сомнения, возникшие из чувства изолированности

индивида и его неприятия жизни.

Чрезвычайно важно понять эту проблему сомнений и попыток их подавления,

потому что она не только относится к теологии Лютера, а также и Кальвина,

но и остается одной из основных проблем современного человека до сих пор.

Сомнение – это исходная точка современной философии. Нынешние попытки

заглушить сомнения – состоят ли они в ненасытном стремлении к успеху, или в

убежденности, что безграничное знание факторов может удовлетворить

потребность в уверенности. Сами же сомнения не исчезнут до тех пор, пока

человек не преодолеет свою изоляцию, пока его положение в мире не

приобретает какого-то смысла и значения, удовлетворяющего его человеческие

потребности.

Как мы уже видели, старый порядок рушился. Индивид потерял гарантию

уверенности, ему угрожали новые экономические силы – капиталисты и

монополии, корпоративный принцип сменился конкуренцией, низшие классы

ощущали гнет усиливавшейся эксплуатации. В целом разрушение феодального

порядка и развитие капитализма больше угрожали среднему классу, чем

помогали ему.

Представление Лютера о человеке отражает именно эту дилемму. Человек

свободен от всех уз, которыми связывала его духовная власть, но именно эта

свобода делает его одиноким и растерянным, подавляет его чувством

Страницы: 1, 2