Рефераты

Зигмунд Фрейд - Введение в психоанализ (лекции)

точно так же, как забытое слово Монако в описанном примере.

Теперь нам также понятно, насколько безразлично, хорошо или плохо, верно

или неверно восстанов-

[127]

лено в памяти сновидение. Ведь восстановленное в памяти сновидение не

является собственным содержанием, но только искаженным заместителем того,

что должно нам помочь путем вызывания других замещающих представлений

приблизиться к собственному содержанию, сделать бессознательное

сознательным. Если воспоминание было неточным, то просто в заместителе

произошло дальнейшее искажение, которое, однако, не может быть

немотивированным.

Работу толкования можно провести как на собственных сновидениях, так и на

сновидениях других. На собственных даже большему научишься, процесс

толкования здесь более убедителен. Итак, если попытаешься это сделать, то

замечаешь, что что-то противится работе. Мысли хотя и возникают, но не всем

им придаешь значение. Производится проверка, и делается выбор. Об одной

мысли говоришь себе: нет, это здесь не подходит, не относится сюда, о

другой — это слишком бессмысленно, о третьей — это уж совсем второстепенно,

и вскоре замечаешь, что при таких возражениях мысли задерживаются прежде,

чем станут совершенно ясными, и наконец прогоняются. Таким образом, с одной

стороны, слишком сильно зависишь от исходного представления, от самого

элемента сновидения, с другой — выбор мешает результату свободной

ассоциации. Если толкование сновидения проводишь не наедине, а просишь кого-

нибудь толковать свое сновидение, то ясно чувствуешь еще один мотив,

которым оправдываешь такой недопустимый выбор. Тогда говоришь себе по

поводу отдельных мыслей: нет, эта мысль слишком неприятна, я не хочу или не

могу ее высказать.

Эти возражения явно угрожают успешности нашей работы. Против них нужно

защититься, и при анализе собственного сновидения делаешь это с твердым

[128]

намерением не поддаваться им; если анализируешь сновидение другого, то

ставишь ему как непреложное условие не исключать ни одной мысли, даже если

против нее возникает одно из четырех возражений: что она слишком

незначительна, слишком бессмысленна, не относится к делу или ее неприятно

сказать. Он обещает следовать этому правилу, но затем с огорчением

замечаешь, как плохо подчас он сдерживает это обещание. Сначала объясняешь

это тем, что он не уяснил себе смысл свободной ассоциации, несмотря на

убедительное заверение, и думаешь, что, может быть, следует подготовить его

сначала теоретически, давая ему литературу или послав его на лекции,

благодаря чему он мог бы стать сторонником наших воззрений на свободную

ассоциацию. Но от этих приемов воздерживаешься, замечая, что и сам, будучи

твердо уверен в собственных убеждениях, подвержен этим же критическим

возражениям против определенных мыслей, которые впоследствии устраняются, в

известной мере, во второй инстанции.

Вместо того чтобы сердиться на непослушание видевшего сон, попробуем

оценить этот опыт, чтобы научиться из него чему-то новому, чему-то, что

может быть тем важнее, чем меньше мы к нему подготовлены. Понятно, что

работа по толкованию сновидения происходит вопреки сопротивлению

(Widerstand), которое поднимается против него и выражением которого

являются те критические возражения. Это сопротивление независимо от

теоретических убеждений видевшего сон. Больше того. Опыт показывает, что

такое критическое возражение никогда не бывает правильным. Напротив, мысли,

которые хотелось бы подавить таким образом, оказываются все без исключения

самыми важными, решающими для раскрытия бессознательного. Если мысль

сопровождается таким возражением, то это как раз очень показательно.

[129]

Это сопротивление является каким-то совершенно новым феноменом, который

мы нашли исходя из наших предположений, хотя он как будто и не содержится в

них. Этому новому фактору мы не так уж приятно удивлены. Мы уже

предчувствуем, что он не облегчит нашей работы. Он мог бы нас привести к

тому, чтобы вовсе оставить наши старания понять сновидение. Такое

незначительное явление, как сновидение, и такие трудности вместо

безукоризненной техники! Но с другой стороны, именно эти трудности

заставляют нас предполагать, что работа стоит усилий. Мы постоянно

наталкиваемся на сопротивление, когда хотим от заместителя, являющегося

элементом сновидения, проникнуть в его скрытое бессознательное. Таким

образом, мы можем предположить, что за заместителем скрывается что-то

значительное. Иначе к чему все препятствия, стремящиеся сохранить

скрываемое? Если ребенок не хочет открыть руку, чтобы показать, что в ней,

значит, там что-то, чего ему не разрешается иметь.

Сейчас, когда мы вводим в ход наших рассуждений динамическое

представление сопротивления, мы должны подумать о том, что это

сопротивление может количественно изменяться. Оно может быть большим и

меньшим, и мы готовы к тому, что данные различия и обнаружатся во время

нашей работы. Может быть, благодаря этому мы приобретем другой опыт,

который тоже пригодится в работе по толкованию сновидений. Иногда

необходима одна-единственная или всего несколько мыслей, чтобы перейти от

элемента сновидения к его бессознательному, в то время как в других случаях

для этого требуется длинная цепь ассоциаций и преодоление многих

критических возражений.

Мы скажем себе, что эти различия связаны с изменением величины

сопротивления, и будем, вероят-

[130]

но, правы. Если сопротивление незначительно, то и заместитель не столь

отличен от бессознательного; но большое сопротивление приводит к большим

искажениям бессознательного, а с ними удлиняется обратный путь от

заместителя к бессознательному.

Теперь, может быть, настало время взять какое-нибудь сновидение и

попробовать применить к нему нашу технику, чтобы оправдать связываемые с

ней надежды. Да, но какое для этого выбрать сновидение? Вы не представляете

себе, как мне трудно сделать выбор, и я даже не могу вам еще разъяснить, в

чем трудность. Очевидно, имеются сновидения, которые в общем мало искажены,

и самое лучшее было бы начать с них. Но какие сновидения меньше всего

искажены? Понятные и не спутанные, два примера которых я уже приводил? Но

тут-то вы глубоко ошибаетесь. Исследование показывает, что эти сновидения

претерпели чрезвычайно высокую степень искажения. Но если я, отказавшись от

каких-либо ограничений, возьму первое попавшееся сновидение, вы, вероятно,

будете очень разочарованы. Может случиться, что нам нужно будет выделить и

записать такое обилие мыслей к отдельным элементам сновидения, что работа

станет совершенно необозримой. Если мы запишем сновидение, а напротив

составим список всех пришедших по его поводу мыслей, то он может быть

больше текста сновидения. Самым целесообразным кажется, таким образом,

выбрать для анализа несколько коротких сновидений, из которых каждое сможет

нам что-нибудь сказать или что-либо подтвердить. На это мы и решимся, если

опыт нам не подскажет, где действительно можно найти мало искаженные

сновидения.

Кроме того, я знаю еще другой путь для облегчения нашей задачи. Вместо

толкования целых сновидений давайте ограничимся отдельными элементами

[131]

и на ряде примеров проследим, как их можно объяснить, используя нашу

технику.

а) Одна дама рассказывает, что ребенком очень часто видела сон, будто у

Бога на голове остроконечный бумажный колпак. Как вы это поймете, не

прибегнув к помощи видевшей сон? Ведь это совершенно бессмысленно. Но это

перестает быть бессмыслицей, когда дама сообщает, что ей ребенком за столом

имели обыкновение надевать такой колпак, потому что она не могла отвыкнуть

от того, чтобы не коситься в тарелки братьев и сестер и не смотреть, не

получил ли кто-нибудь из них больше ее. Таким образом, колпак должен был

действовать как шоры. Кстати, историческое сообщение было дано без всякой

задержки. Толкование этого элемента, а с ним и всего короткого сновидения

легко осуществляется благодаря следующей мысли видевшей сон. “Так как я

слышала, что Бог всеведущ и все видит, — говорит она, — то сновидение

означает только, что я все знаю и все вижу, как Бог, даже если мне хотят

помешать”. Этот пример, возможно, слишком прост.

б) Одна скептически настроенная пациентка видит длинный сон, в котором

известные лица рассказывают ей о моей книге “Остроумие” (1905с) и очень её

хвалят. Затем что-то упоминается о “Канале”, возможно, о другой книге, в

которой фигурирует канал, или еще что-то, связанное с каналом. она не

знает. это совершенно не ясно.

Вы склонны будете предположить, что элемент “канал” не поддается

толкованию, потому что он сам так неопределенен. Вы правы относительно

предполагаемого затруднения, но толкование трудно не потому, что этот

элемент неясен, наоборот, он неясен по той же причине, по которой

затруднено толкование: видевшей сон не приходит по поводу канала никаких

мыслей; я, конечно, тоже ничего не могу сказать.

[132]

Некоторое время спустя, вернее, на следующий день она говорит, что ей

пришло в голову, что, может быть, относится к делу. А именно острота,

которую она слышала. На пароходе между Дувром и Кале известный писатель

беседует с одним англичанином, который в определенной связи цитирует: Du

sublime au ridicule il n'у a qu'un pas [От великого до смешного только один

[шаг]. Писатель отвечает: Qui, le pas de Calais [Да, Па-де-Кале]; [шаг по-

французски “па”. — Прим. пер.] — этим он хочет сказать, что Франция великая

страна, а Англия — смешная. Но Pas de Calais ведь канал, именно рукав

канала, Canal la manche. Не думаю ли я, что эта мысль имеет отношение к

сновидению? Конечно, говорю я, она действительно объясняет загадочный

элемент сновидения. Или вы сомневаетесь, что эта шутка уже до сновидения

была бессознательным для элемента “канал”, и предполагаете, что она

появилась позднее? Пришедшая ей в голову мысль свидетельствует о скепсисе,

который скрывается у нее за искусственным восхищением, а сопротивление

является общей причиной как задержки мысли, так и того, что соответствующий

элемент сновидения был таким неопределенным. Вдумайтесь в этом случае в

отношение элемента сновидения к его бессознательному. Он как бы кусочек

бессознательного, как бы намек на него; изолировав его, мы бы его

совершенно не поняли.

в) Один пациент видит длинный сон: вокруг стола особой формы сидит

несколько членов его семьи и т. д. По поводу стола ему приходит в голову

мысль, что он видел такой стол при посещении определенной семьи. Затем его

мысль развивается: в этой семье были особые отношения между отцом и сыном,

и он тут же добавляет, что такие же отношения существуют между ним и его

отцом. Таким образом, стол взят в сновидение, чтобы показать эту параллель.

[133]

Этот пациент был давно знаком с требованиями толкования сновидения.

Другой, может быть, был бы поражен, что такая незначительная деталь, как

форма стола, является объектом исследования. Мы считаем, что в сновидении

нет ничего случайного или безразличного, и ждем разгадки именно от

объяснения таких незначительных, немотивированных деталей. Вы, может быть,

еще удивитесь, что работа сновидения выразила мысль “у нас все происходит

так, как у них” именно выбором стола. Но все легко объяснится, если вы

узнаете, что эта семья носит фамилию Тишлер [Tisch — стол. — Прим. пер.].

Усаживая своих родных за этот стол, он как бы говорит, что они тоже

Тишлеры. Заметьте, впрочем, как в сообщениях о таких толкованиях сновидений

поневоле становишься нескромным. Теперь и вы увидели упомянутые выше

трудности в выборе примеров. Этот пример я мог бы легко заменить другим, но

тогда, вероятно, избежал бы этой нескромности за счет какой-то другой.

Мне кажется, что теперь самое время ввести два термина, которыми мы могли

бы уже давно пользоваться. Мы хотим назвать то, что рассказывается в

сновидении, явным содержанием сновидения (manifester Trauminhalt), а

скрытое, к которому мы приходим, следуя за возникающими мыслями, скрытыми

мыслями сновидения (latente Traumgedanken). Обратим внимание на отношения

между явным содержанием сновидения и скрытыми его мыслями в наших примерах.

Эти отношения могут быть весьма различными. В примерах а) и б) явный

элемент является составной частью скрытых мыслей, но только незначительной

их частью. Из всей большой и сложной психической структуры бессознательных

мыслей в явное сновидение проникает лишь частица как их фрагмент или в

других случаях как намек на них, как лозунг или сокращение в телеграфном

стиле. Тол-

[134]

кование должно восстановить целое по этой части или намеку, как это

прекрасно удалось в примере б). Один из видов искажения, в котором

заключается работа сновидения, есть, таким образом, замещение обрывком или

намеком. В примере в), кроме того, можно предположить другое отношение,

более ясно выраженное в следующих примерах.

г) Видевший сон извлекает (hervorzieht) (определенную, знакомую ему) даму

из-под кровати. Он сам открывает смысл этого элемента сновидения первой

пришедшей ему в голову мыслью. Это означает: он отдает этой даме

предпочтение (Vorzug).

д) Другому снится, что его брат застрял в ящике. Первая мысль заменяет

слово ящик шкафом (Schrank), а вторая дает этому толкование: брат

ограничивает себя (schrдnkt sich ein).

е) Видевший сон поднимается на гору, откуда открывается необыкновенно

далекий вид. Это звучит совершенно рационально, и, может быть, тут нечего

толковать, а следует только узнать, какие воспоминания затронуты

сновидением и чем оно мотивировано. Но вы ошибаетесь — оказывается, именно

это сновидение нуждается в толковании, как никакое другое спутанное.

Видевшему сон вовсе не приходят в голову собственные восхождения на горы,

а он вспоминает, что один его знакомый издает “Обозрение” (Rundschau), в

котором обсуждаются наши отношения к дальним странам. Таким образом,

скрытая мысль сновидения здесь: отождествление видевшего сон с издателем

“Обозрения”.

Здесь вы видите новый тип отношения между явным и скрытым элементами

сновидения. Первый является не столько искажением последнего, сколько его

изображением, наглядным, конкретным выражением в образе, которое имеет

своим источником созвучие

[135]

слов. Однако благодаря этому получается опять искажение, потому что мы

давно забыли, из какого конкретного образа выходит слово, и не узнаем его в

замещении образом. Если вы подумаете о том, что явное сновидение состоит

преимущественно из зрительных образов, реже из мыслей и слов, то можете

догадаться, что этому виду отношения принадлежит особое значение в

образовании сновидения. Вы видите также, что этим путем можно создать в

явном сновидении для целого ряда абстрактных мыслей замещающие образы,

которые служат намерению скрыть их. Это та же техника ребуса. Откуда такие

изображения приобретают остроумный характер, это особый вопрос, которого мы

здесь можем не касаться.

О четвертом виде отношения между явным и скрытым элементами сновидения я

умолчу, пока наша техника не откроет нам его особенность. Но и тогда я не

дал бы полного перечисления этих отношений, для наших же целей достаточно и

этого.

Есть у вас теперь мужество решиться на толкование целого сновидения?

Сделаем попытку и посмотрим, достаточно ли мы подготовлены для решения этой

задачи. Разумеется, я выберу не самое непонятное сновидение, а остановлюсь

на таком, которое хорошо отражает его свойства.

Итак, молодая, но уже давно вышедшая замуж дама видит сон: она сидит с

мужем в театре, одна половина партера совершенно пуста. Ее муж рассказывает

ей, что Элиза Л. и ее жених тоже хотели пойти, но смогли достать только

плохие места, три за 1 фл. 50 кр.,* а ведь такие места они не могли взять.

Она считает, что это не беда.

Первое, что сообщает нам видевшая сон, — это то, что повод к сновидению

указан в явном сновидении.

----------------------------------------

* 1 флорин 50 крейцеров. — Прим. ред. перевода.

[136]

Муж действительно рассказал ей, что Элиза Л., знакомая, примерно тех же

лет, обручилась. Сновидение является реакцией на это сообщение. Мы уже

знаем, что подобный повод в переживаниях дня накануне сновидения нетрудно

доказать во многих сновидениях, и видевшие сон часто без затруднений дают

такие указания. Такие же сведения видевшая сон дает и по поводу других

элементов явного сновидения. Откуда взялась деталь, что половина партера не

занята? Это намек на реальное событие прошлой недели. Она решила пойти на

известное театральное представление и заблаговременно купила билеты, но так

рано, что должна была доплатить за это, когда же они пришли в театр,

оказалось, что ее заботы были напрасны, потому что одна половина партера

была почти пуста. Она бы не опоздала, если бы купила билеты даже в день

представления. Ее муж не преминул подразнить ее за эту поспешность. Откуда

1 фл. 50 кр.? Это относится к совсем другому и не имеет ничего общего с

предыдущим, но и тут есть намек на известие последнего дня. Ее невестка

получила от своего мужа в подарок 150 фл., и эта дура не нашла ничего

лучшего, как побежать к ювелиру и истратить деньги на украшения. А откуда

три? Об этом она ничего не знает, если только не считать той мысли, что

невеста Элиза Л. всего лишь на три месяца моложе ее, а она почти десять лет

замужем. А что это за нелепость брать три билета, когда идешь в театр

вдвоем? На это она ничего не отвечает и вообще отказывается от дальнейших

объяснений.

Но эти пришедшие ей в голову мысли и так дали нам достаточно материала,

чтобы можно было узнать скрытые мысли сновидения. Обращает на себя внимание

то, что в ее сообщениях к сновидению в нескольких местах подчеркиваются

разные сроки, благодаря чему между отдельными частями устанавливается не-

[137]

что общее: она слишком рано купила билеты в театр, поспешила, так что

должна была переплатить; невестка подобным же образом поспешила снести

деньги ювелиру, чтобы купить украшения, как будто она могла это упустить.

Если эти так подчеркнутые “слишком рано”, “поспешно” сопоставить с поводом

сновидения, известием, что приятельница, которая моложе ее всего на три

месяца, теперь все-таки нашла себе хорошего мужа, и с критикой,

выразившейся в осуждении невестки: нелепо так торопиться, то само собой

напрашивается следующий ход скрытых мыслей сновидения, искаженным

заместителем которых является явное сновидение: “Нелепо было с моей стороны

так торопиться с замужеством. На примере Элизы я вижу, что и позже могла бы

найти мужа”. (Поспешность изображена в ее поведении при покупке билетов и в

поведении невестки при покупке украшений. Замужество замещено посещением

театра.) Это — главная мысль; может быть, мы могли бы продолжать, но с

меньшей уверенностью, потому что в этом месте анализу незачем было бы

отказываться от заявлений видевшей сон: “За эти деньги я могла бы

приобрести в 100 раз лучшее!” (150 фл. в 100 раз больше 1 фл. 50 кр.). Если

бы мы могли деньги заменить приданым, то это означало бы, что мужа покупают

за приданое; муж заменен украшениями и плохими билетами. Еще лучше было бы,

если бы элемент “три билета” имел какое-либо отношение к мужу. Но наше

понимание не идет так далеко. Мы только угадали, что сновидение выражает

пренебрежение к мужу и сожаление о слишком раннем замужестве.

По моему мнению, результат этого первого толкования сновидения нас больше

поражает и смущает, чем удовлетворяет. Слишком уж много на нас сразу

свалилось, больше, с чем мы в состоянии справиться. Мы уже замечаем, что не

сможем разобраться в том,

[138]

что может быть поучительного в этом толковании сновидения. Поспешим же

извлечь то, что мы узнали несомненно нового.

Во-первых, замечательно, что в скрытых мыслях главный акцент падает на

элемент поспешности; в явном сновидении именно об этом ничего нет. Без

анализа мы бы не могли предположить, что этот момент играет какую-то роль.

Значит возможно, что как раз самое главное то, что является центром

бессознательных мыслей, в явном сновидении отсутствует. Благодаря этому

совершенно меняется впечатление от всего сновидения. Во-вторых, в

сновидении имеется абсурдное сопоставление три за 1 фл. 50 кр., в мыслях

сновидения мы угадываем фразу: нелепо было (так рано выходить замуж). Можно

ли отрицать, что эта мысль “нелепо было” выражена в явном сновидении именно

абсурдным элементом? В-третьих, сравнение показывает, что отношение между

явными и скрытыми элементами не просто, оно состоит не в том, что один

явный элемент всегда замещает один скрытый. Это скорее групповое отношение

между обоими лагерями, внутри которого один явный элемент представляется

несколькими скрытыми или один скрытый может замещаться несколькими явными.

Что касается смысла сновидения и отношения к нему видевшей сон, то об

этом можно было бы тоже сказать много удивительного. Правда, она признает

толкование, но поражается ему. Она не знала, что пренебрежительно относится

к своему мужу, она также не знает, почему она к нему так относится. Итак, в

этом еще много непонятного. Я действительно думаю, что мы еще не готовы к

толкованию сновидений и нам надо сначала еще поучиться и подготовиться.

[139]

ВОСЬМАЯ ЛЕКЦИЯ

Детские сновидения

Уважаемые дамы и господа! У нас возникло впечатление, что мы слишком ушли

вперед. Вернемся немного назад. Прежде чем мы предприняли последнюю попытку

преодолеть с помощью нашей техники трудности искажения сновидения, мы

поняли, что лучше было бы ее обойти, взяв такие сновидения, если они

имеются, в которых искажение отсутствует или оно очень незначительно. При

этом мы опять отойдем от истории развития наших знаний, потому что в

действительности на существование таких свободных от искажения сновидений

обратили внимание только после последовательного применения техники

толкования и проведения анализа искаженных сновидений.

Сновидения, которые нам нужны, встречаются у детей. Они кратки, ясны, не

бессвязны, не двусмысленны, их легко понять, и все-таки это сновидения. Но

не думайте, что все сновидения детей такого рода. И в детском возрасте

очень рано наступает искажение сновидений; записаны сновидения пяти-

восьмилетних детей, которые имеют все признаки более поздних. Но если вы

ограничитесь возрастом с начала известной душевной деятельности до

четвертого или

[140]

пятого года, то встретитесь с рядом сновидений, которые имеют так

называемый инфантильный характер, а затем отдельные сновидения такого рода

можно найти и в более поздние детские годы. Даже у взрослых при

определенных условиях бывают сновидения, похожие на типично инфантильные.

Используя эти детские сновидения, мы с легкостью и уверенностью сделаем

выводы о сущности сновидения, которые, хотим надеяться, будут существенными

и общими [для всех сновидений].1

1. Для понимания этих сновидений не требуется анализ и использование

нашей техники. Не надо и расспрашивать ребенка, рассказывающего свое

сновидение. Достаточно немного дополнить сновидение сведениями из жизни

ребенка. Всегда имеется какое-нибудь переживание предыдущего дня,

объясняющее нам сновидение. Сновидение является реакцией душевной жизни во

сне на это впечатление дня.

Мы хотим предложить вам несколько примеров, чтобы сделать еще некоторые

выводы.

а) 22-месячный мальчик как поздравитель должен преподнести корзину вишен.

Он делает это с явной неохотой, хотя ему обещают, что он сам получит

несколько вишен. Утром он рассказывает свой сон: Ге(р)ман съел все вишни.

----------------------------------------

1 Обращение Фрейда к детским сновидениям было обусловлено его общей

(заимствованной из эволюционной концепции) установкой о том, что в

простейших психических формах, не осложненных последующим развитием

личности, общие закономерности динамики неосознаваемых мотивов выступают в

более резком типичном выражении.

Факты иллюзорной реализации потребностей в образах сновидений

использовались Фрейдом для подкрепления своей общей теории, строящейся на

противоположении влечений личности условиям ее существования в реальном

мире.

[141]

б) Девочка 3 1/4 лет впервые катается на лодке по озеру. Когда надо было

выходить из лодки, она не хотела этого сделать и горько расплакалась. Ей

показалось, что время прогулки прошло слишком быстро. На следующее утро она

сказала: Сегодня ночью я каталась по озеру. Мы могли бы прибавить, что эта

прогулка длилась дольше.

в) 5 1/4-летнего мальчика взяли с собой на прогулку в Эшернталь близ

Галлштатта. Он слышал, что Галлштатт расположен у подножия Дахштейна. К

этой горе он проявлял большой интерес. Из своего дома в Аусзее он мог

хорошо видеть Дахштейн, а в подзорную трубу можно было разглядеть на нем

Симонигютте. Ребенок не раз пытался увидеть ее в подзорную трубу,

неизвестно, с каким успехом. Прогулка началась в настроении радостного

ожидания. Как только появлялась какая-нибудь новая гора, мальчик спрашивал:

это Дахштейн? Чем чаще он получал отрицательный ответ, тем больше

расстраивался, потом совсем замолчал и не захотел даже немного пройти к

водопаду. Думали, что он устал, но на следующее утро он радостно рассказал:

сегодня ночью я видел во сне, что мы были на Симонигютте. Он участвовал в

прогулке, ожидая этого момента. О подробностях он только сказал, что уже

слышал раньше: поднимаются шесть часов вверх по ступенькам.

Этих трех сновидений достаточно, чтобы получить нужные нам сведения.

2. Мы видим, что эти детские сновидения не бессмысленны; это понятные,

полноценные душевные акты. Вспомните, что я говорил вам по поводу

медицинского суждения о сновидении: это то, что получается, когда не

знающий музыки беспорядочно перебирает клавиши пианино. Вы не можете не

заметить, как резко эти детские сновидения противоречат такому пониманию.

Но не слишком ли странно, что ребе-

[142]

нок в состоянии во сне переживать полноценные душевные акты, тогда как

взрослый довольствуется в том же случае судорожными реакциями. У нас есть

также все основания предполагать, что сон ребенка лучше и глубже.

3. Эти сновидения лишены искажения, поэтому они не нуждаются в

толковании. Явное и скрытое сновидение совпадают. Итак, искажение

сновидения не есть проявление его сущности. Смею предположить, что у вас

при этом камень свалился с души. Но частицу искажения сновидения,

определенное различие между явным содержанием сновидения и его скрытыми

мыслями мы после некоторого размышления признаем и за этими сновидениями.

4. Детское сновидение является реакцией на переживание дня, которое

оставило сожаление, тоску, неисполненное желание. Сновидение дает прямое,

неприкрытое исполнение этого желания. Вспомните теперь наши рассуждения о

роли физических раздражений, внешних и внутренних, как нарушителей сна и

побудителей сновидений. Мы узнали совершенно достоверные факты по этому

поводу, но таким образом могли объяснить лишь небольшое число сновидений. В

этих детских сновидениях ничто не свидетельствует о действии таких

соматических раздражений; в этом мы не можем ошибиться, так как сновидения

совершенно понятны и в них трудно чего-нибудь не заметить. Однако это не

заставляет нас отрицать происхождение сновидений от раздражений. Мы только

можем спросить, почему мы с самого начала забыли, что, кроме физических,

есть еще и душевные раздражения, нарушающие сон? Мы ведь знаем, что эти

волнения больше всего вызывают нарушение сна у взрослого человека, мешая

установить душевное состояние засыпания, падения интереса к миру. Человеку

не

[143]

хочется прерывать жизнь, он продолжает работу над занимающими его вещами и

поэтому не спит. Для ребенка таким мешающим спать раздражением является

неисполненное желание, на которое он реагирует сновидением.

5. Отсюда мы кратчайшим путем приходим к объяснению функции сновидения.

Сновидение, будучи реакцией на психическое раздражение, должно быть

равнозначно освобождению от этого раздражения, так что оно устраняется, а

сон может продолжаться. Как динамически осуществляется это освобождение

благодаря сновидению, мы еще не знаем, но уже замечаем, что сновидение

является не нарушителем сна, как это ему приписывается, а оберегает его,

устраняет нарушения сна. Правда, нам кажется, что мы лучше спали бы, если

бы не было сновидения, но мы не правы; в действительности без помощи

сновидения мы вообще бы не спали. Ему мы обязаны, что проспали хотя бы и

так. Оно не могло немного не помешать нам, подобно ночному сторожу, который

не может совсем не шуметь, прогоняя нарушителей покоя, которые хотят

разбудить нас шумом.

6. Главной характерной чертой сновидения является то, что оно побуждается

желанием, исполнение этого желания становится содержанием сновидения.

Другой такой же постоянной чертой является то, что сновидение не просто

выражает мысль, а представляет собой галлюцинаторное переживание исполнения

желания. Я желала бы. кататься по озеру, гласит желание, вызывающее

сновидение, содержание сновидения: я катаюсь по озеру. Различие между

скрытым и явным сновидением, искажение скрытой мысли сновидения остается и

в этих простых детских сновидениях, и это — превращение мысли в

переживание. При толковании сновидения надо прежде всего обна-

[144]

ружить именно это частичное изменение. Если бы эта характерная черта

оказалась общей всем сновидениям, то приведенный выше фрагмент сновидения:

я вижу своего брата в ящике — надо было бы понимать не как “мой брат

ограничивается”, а как “я хотел бы, чтобы мой брат ограничился, мой брат

должен ограничиться”. Очевидно, что из двух приведенных характерных черт

сновидения у второй больше шансов быть признанной без возражений, чем у

первой. Только многочисленные исследования могут установить, что

возбудителем сновидения должно быть всегда желание, а не опасение,

намерение или упрек, но другая характерная черта, которая заключается в

том, что сновидение не просто передает это раздражение, а прекращает,

устраняет, уничтожает его при помощи особого рода переживания, остается

непоколебимой.

7. Исходя из этих характерных черт сновидения, мы можем опять вернуться к

сравнению сновидения с ошибочным действием. В последнем мы различали

нарушающую и нарушенную тенденцию, а ошибочное действие было компромиссом

между обеими. Та же самая схема подходит и для сновидения. Нарушенной

тенденцией в ней может быть желание спать. Нарушающую тенденцию мы заменяем

психическим раздражением, то есть желанием, которое стремится к своему

исполнению, так как до сих пор мы не видели никакого другого психического

раздражения, нарушающего сон. И здесь сновидение является результатом

компромисса. Спишь, но переживаешь устранение желания; удовлетворяешь

желание и продолжаешь спать. И то и другое отчасти осуществляется, отчасти

нет.

8. Вспомните, как мы пытались однажды найти путь к пониманию сновидений

исходя из очень понят-

[145]

ных образований фантазии, так называемых “снов наяву”. Эти сны наяву

действительно являются исполнением желаний, честолюбивых и эротических,

которые нам хорошо известны, но они мысленные, и хотя живо представляются,

но никогда не переживаются галлюцинаторно. Таким образом, из двух

характерных черт сновидения здесь остается менее достоверная, в то время

как вторая, зависящая от состояния сна и не реализуемая в бодрствовании,

совершенно отпадает. И в языке есть также намек на то, что исполнение

желания является основной характерной чертой сновидения. Между прочим, если

переживание в сновидении является только превращенным представлением, т. е.

“ночным сном наяву”, возможным благодаря состоянию сна, то мы уже понимаем,

что процесс образования сновидения может устранить ночное раздражение и

принести удовлетворение, потому что и сны наяву являются деятельностью,

связанной с удовлетворением, и ведь только из-за этого им и отдаются.

Не только это, но и другие общеупотребительные выражения имеют тот же

смысл. Известные поговорки утверждают: свинье снится желудь, гусю —

кукуруза; или спрашивают: что видит во сне курица? Просо. Поговорка идет,

следовательно, дальше, чем мы, — от ребенка к животному — и утверждает, что

содержание сна является удовлетворением потребности. Многие выражения, по-

видимому, подтверждают это, например: “прекрасно, как во сне”, “этого и во

сне не увидишь”, “я бы не мог себе это представить даже в самом необычайном

сне”. Употребление в языке таких выражений, очевидно, говорит в нашу

пользу. Правда, есть страшные сновидения и сновидения с неприятным или

безразличным содержанием, но их словоупотребление и не коснулось. Хотя мы и

гово-

[146]

рим о “дурных” снах, но для нашего языка сновидение все равно остается

только исполнением желания. Нет ни одной поговорки, которая бы утверждала,

что свинья или гусь видели во сне, как их закалывают.

Конечно, немыслимо, чтобы столь характерная черта сновидения,

выражающаяся в исполнении желания, не была бы замечена авторами, писавшими

о сновидениях. Это происходило очень часто, но ни одному из них не пришло в

голову признать ее общей характерной чертой и считать это ключевым моментом

в объяснении сновидений. Мы можем себе хорошо представить, что их могло от

этого удерживать, и еще коснемся этого вопроса.

Но посмотрите, сколько сведений мы получили из высоко оцененных нами

детских сновидений и почти без труда. Функция сновидения как стража сна,

его возникновение из двух конкурирующих тенденций, из которых одна остается

постоянной — желание сна, а другая стремится удовлетворить психическое

раздражение; доказательство, что сновидение является осмысленным

психическим актом; обе его характерные черты: исполнение желания и

галлюцинаторное переживание. И при этом мы почти забыли, что занимаемся

психоанализом. Кроме связи с ошибочными действиями в нашей работе не было

ничего специфического. Любой психолог, ничего не знающий об исходных

предположениях психоанализа, мог бы дать это объяснение детских сновидений.

Почему же никто этого не сделал?

Если бы все сновидения были такими же, как детские, то проблема была бы

решена, наша задача выполнена, и не нужно было бы расспрашивать видевшего

сон, привлекать бессознательное и пользоваться свободной ассоциацией. Но в

этом-то, очевидно, и состоит наша дальнейшая задача. Наш опыт уже не раз

[147]

показывал, что характерные черты, которые считаются общими, подтверждаются

затем только для определенного вида и числа сновидений. Речь,

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13


© 2010 БИБЛИОТЕКА РЕФЕРАТЫ